В июне 1953-го Нилтон Сантос, один из лучших защитников в истории бразильского футбола, вышел на обычную тренировку “Ботафого” со смешанным чувством. С одной стороны, ему было жалко новичка команды, находившегося на испытательном сроке, 20-летнего неуклюжего с виду парня, который горбился, прихрамывал и косолапил, разминаясь у лицевой линии, и которого уже через несколько минут ожидал неминуемый позор на глазах у тренерского штаба и остальных футболистов. Однако вместе с тем Нилтона одолевала злость: новичка будто в насмешку поставили играть против самого Сантоса, игрока сборной и, по общему мнению, самого перспективного левого защитника Южной Америки, который, к тому же, был выше неуклюжего паренька сантиметров на 20. Со вздохом перешнуровав бутсы, Нилтон оглянулся на Ньютона Кардозо, сына главного тренера, проводившего тренировку. Тот, отсмотревший новичка еще накануне, спрятал усмешку и дал стартовый свисток.

Уже через несколько минут Сантос был обыгран новеньким, ловко пробросившим мяч между ног левого защитника. К всеобщему восторгу, паренек повторил этот финт еще дважды, каждый раз уходя от Нилтона с легкостью, которая казалось сверхъестественной для этого нескладного юноши с искривленным позвоночником и вывернутыми под разными углами стопами: одна нога у него смотрела внутрь, другая – наружу. Не дождавшись окончания мини-матча, восхищенный Нилтон Сантос, пробормотав пареньку несколько комплиментов, бросился искать главного тренера команды, который отсутствовал на тренировке.

“Мистер, вы должны увидеть, как играет новичок. Клянусь Богом, мы должны подписать этого парня, пока этого не сделал кто-то другой!”

Желсон Кардозо отправился на тренировочное поле, созвав начавших было расходиться футболистов. Уже через 20 минут он убедился, что Нилтон не преувеличивал достоинства юноши, и тут же пошел к руководству клуба договариваться о трансфере талантливого игрока, игравшего за клуб “Пау-Гранде”.

Так Мануэль Франциску душ Сантуш, незадолго до того получивший отказы от “Фламенго”, “Флуминенсе” и “Васко да Гама”, оказался в “Ботафого”. Уже через пару лет о нем заговорит вся Бразилия.

***

Гарринча родился в городке Пау-Гранди в крайне бедной смешанной семье с африканскими и индейскими корнями, где был одним из пяти детей. Брат и сестра будущего футболиста умерли еще в детстве, отец, работавший сторожем на местном заводе, беспробудно пил, а сам Мануэл с ранних лет торговал фруктами, собранными в окрестных лесах. Там же он ловил местных птиц – крапивников – из-за которых и получил свое прозвище (“гарринча – это “крапивник” по-португальски). Мальчик рано начал пить и курить (алкоголь он попробовал, по собственному признанию, в 4 года, а в 10 уже пил ежедневно), так и не бросив этих пагубных привычек до конца жизни, а в некоторых из интервью признавался, что в те годы не брезговал даже скотоложеством. Школу Гарринча бросил после четвертого класса, и даже став взрослым испытывал трудности в чтении и счете, что впоследствии привело его к почти полной нищете: каждый считал своим долгом облапошить пребывающую в алкогольном тумане звезду, обсчитывая Мануэла и заставляя его подписывать самые различные документы, которые он не дочитывал до конца.

В шестилетнем возрасте Гарринчу признали инвалидом: он родился с врожденным косоглазием, искривлением позвоночника, смещением тазовых костей, а левая нога была короче правой на 6 см. Хирургическое вмешательство не помогло, и врачи сообщили родителям Манэ (так его называли в семье), что мальчик вряд ли сможет жить полноценной жизнью. Вопреки этим мрачным прогнозам Мануэл, который в 14 лет устроился помощником ткача на местном производстве, заиграл в фабричной команде. В течение пяти лет он с переменным успехом участвовал в различных турнирах и даже заработал футболом свои первые деньги, но карьера профессионального футболиста, со строгим режимом и многочасовыми тренировками, не слишком прельщала Манэ, который к 19 годам успел жениться, пережить смерть матери и нередко выпивал по бутылке кашаса – “бразильского рома” – ежедневно. Впрочем, настырные скауты все же уговорили парня попробоваться в несколько профессиональных клубов, но помогло лишь вмешательство бывшего футболиста “Ботафого” Арати, который лично купил парню форму и бутсы, и отправил на просмотр в молодежный состав клуба. Через три месяца Гарринча стал игроком первого состава “Одинокой звезды” и оставался верен своей команде на протяжении 12 лет.

Быстрому продвижению новичка “Ботафого” в ряды сборной Бразилии помешал другой великий бразильский вингер, Жулиньо, прочно обосновавшийся на фланге национальной команды. Но в 1955-м футболист отбыл в “Фиорентину”, где помог итальянцам выиграть первое в их истории Скудетто и дойти до финала Кубка чемпионов, из-за чего в начале 90-х даже был признан величайшим игроком в истории “Фиорентины”. В те времена отъезд латиноамериканского футболиста за океан фактически означал прекращение его выступлений за сборную (так, к примеру, сборная Аргентины потеряла, а сборная Италии приобрела десятки талантливейших игроков), так что Гарринча смог дебютировать в составе национальной команды, где и прославился на весь мир, нередко затмевая самого Пеле. В клубе дела у Манэ также складывались неплохо: в сезоне-1956/57 он забил 20 мячей в 26 играх и помог “Ботафого” выиграть чемпионат штата (Лигу Кариока). В том же сезоне, в матче с “Ривер Плейтом”, зрителей так впечатлила игра Мануэла, что каждое его действие они встречали криком “Оле!”, который вскоре стал одним из символов футбола в Латинской Америке. Главный тренер команды, “Бесстрашный Жуан” Салданья, дал Гарринче карт-бланш, попросив остальных футболистов не мешать тому на его фланге, а ждать голевых передач, после чего их количество утроилось.

В скобках отмечу, что судьба Салданьи заслуживает не отдельной статьи, а целой книги. Бывший футболист, ставший профессиональным репортером, он практически случайно стал тренером “Ботафого”, тут же приведя свой клуб к титулу. Затем Жуан покинул команду, после многочисленных конфликтов с руководством и в качестве протеста против продажи ключевых игроков. Через десять лет журналист возглавил сборную Бразилии, где играли Пеле, Жаирзиньо, Жерсон и Тостао, и в первых 13 матчах команда одержала 13 побед с разницей мячей 50:9, обыграв, в том числе, и действующих чемпионов мира сборную Англии со счетом 2:1. За полтора года сборная Бразилии проиграла всего один матч. Подобная статистика должна была гарантировать сохранение за Салданьей его поста на протяжении долгих лет, но в дело, как это нередко бывало в футбольной истории, вмешалась политика. Профашистские силы, правившие страной и главный тренер сборной, ярый коммунист, никак не могли сосуществовать в одной плоскости, и Бесстрашный Жуан был уволен в марте 1970-го, а выстроенная им команда не потерпела ни одного поражения до июня 1973 года и стала чемпионом мира в Мексике.

***

Клубные достижения гарантировали Гарринче место в составе сборной Бразилии на чемпионате мира в Швеции в 1958-м. Незадолго до начала турнира он забил один из самых известных своих голов, когда, пройдя трех защитников и вратаря “Фиорентины”, вместо того, чтобы сразу пробить по воротам, вингер подождал, пока его догонит один из игроков обороны итальянцев, и, обыграв его, издевательски вбежал с мячом прямо в ворота.

Подобная самоуверенность, а также многочисленные нарушения дисциплины (Манэ спокойно мог закурить прямо на поле) разочаровали тренерский штаб сборной, считавшие 25-летнего футболиста на редкость безответственным. В результате, Гарринча, как и Пеле, которого по итогам психологического тестирования признали слишком инфантильным, не сыграл в первых двух матчах чемпионата мира. Но перед третьей игрой группового этапа тренер сборной Феола решил воздействовать на фаворитов – команду СССР – нестандартным составом, после чего обе восходящие звезды бразильского (а вскоре и мирового) футбола вышли на поле с первых минут матча. То, что произошло после стартового свистка, журналист Габриэль Ано, автор идеи о создании Кубка Европейских чемпионов, назвал “три самые восхитительные минуты в истории футбола”. Удары Гарринчи и Пеле проверили на прочность перекладину и штангу ворот Яшина, а на третьей минуте Вава с подачи Манэ забил гол. Во втором тайме нападающий оформил дубль с помощью того же ассистента. Следующими на очереди были Уэльс и Франция, причем Пеле и Гарринча вновь терроризировали оборону противников, заставляя защитников обеих команд ошибаться раз за разом.

Мел Хопкинс, защитник Уэльса, так описывал игру Мануэла:

“Он был более опасным, чем Пеле в то время, это был феномен, граничащий с чистейшей магией. Трудно было понять, в какую сторону он развернется, из-за его ног и способности балансировать на них в любом положении, так что в любую секунду он мог броситься в прорыв, или отдать передачу под удар, или зарядить по мячу изо всех сил – и все это было абсолютной неожиданностью для всех нас”.

В 1958-м Бразилия стала чемпионом мира, после победы над сборной Швеции в финале (5:2), а Гарринча и Пеле попали в сборную лучших игроков соревнования. При этом, Манэ был озадачен начавшимися празднованиями, поскольку был уверен, что команде предстоят еще и ответные игры – словно это был обычный формат лиги. Впрочем, футболисту быстро объяснили его ошибку, после чего Гарринча ушел в свой первый длительный запой. В марте 1959-го в сборную Бразилии даже вызвали Жулиньо, поскольку Мануэл набрал лишний вес и был в плохой форме после развития остеоартроза. При этом, вингер отказался от операции, лишь усугубив свое состояние. Понемногу восстанавливаясь, Гарринча принял участие в нескольких товарищеских матчах сборной, а в 1961-м вновь выиграл Лигу Кариока с “Ботафого”.

***

На чемпионат мира 1962 года Бразилия взяла почти ту же команду, что выигрывала турнир четыре года назад. Пеле, которому тогда был 21 год, забил за прошедший год 111 голов в 75 матчах, сделав серьезную заявку на звание лучшего форварда мира. Однако, уже во второй игре ЧМ-62 нападающий получил травму и выбыл до конца соревнования. Большую часть команды уже можно было считать ветеранами – но только не Гарринчу, рвавшегося в бой с энергией молодости и огнем в глазах. Наверное, только Марадона в 1986-м выигрывал чемпионат мира практически в одиночку, как это сделал Манэ в 1962-м. В четвертьфинале соревнования он сделал дубль в ворота сборной Англии, а также отдал голевую передачу на Ваву, приняв участие во всех мячах своей команды – бразильцы выиграли 3:1. Английская пресса обескураженно описала Мануэла как “Тома Финни, Стэнли Мэтьюза и заклинателя змей – три в одном”. В игре против хозяев первенства, сборной Чили, Гарринча вновь забил два гола и ассистировал Ваве, Бразилия одержала победу со счетом 4:2 и вышла в финал турнира.

В концовке этого матча произошел очень неоднозначный эпизод, о котором я уже подробно рассказывал. Если вкратце, Манэ, которого буквально затолкал игрок сборной Чили Рохас, не сдержался, и дал тому сдачи. Несмотря на попытку бразильца представить все как шутку, его удалили с поля, а по дороге в подтрибунные помещения кто-то из болельщиков еще и бросил ему в голову бутылку. Уругвайский лайнсмен Марино, который был главным свидетелем эпизода, не явился на последовавшее за игрой заседание дисциплинарного комитета, рассматривавшего просьбу отменить дисквалификацию Гарринчи на финал турнира. Позже выяснилось, что уругвайца подкупили. Комитет впервые в истории ФИФА принял решение допустить игрока до матча, и Мануэл сыграл в финале, став лучшим бомбардиром и лучшим игроком чемпионата мира – неслыханное прежде достижение для вингера. Он был классическим “хорошим мальчиком” на поле и “плохим” – вне его.

Триумф бразильца на чемпионате мира 1962 года стал началом конца. Нелепо вывернутые ноги Гарринчи, бывшие его главным оружием, становились его главной слабостью. Каждый волшебный быстрый разворот, любой финт, заставлявший болельщиков выть от восторга, откладывались в копилку будущих болей и воспалений. Искривленный позвоночник уже не выдерживал такой нагрузки, а постоянное употребление алкоголя лишь усугубляло проблемы со здоровьем. Но помимо физических недугов футболиста преследовали и другие неприятности. Одной из них была материальная сторона жизни игрока.

Друзья Гарринчи, вместе с его тогдашней женой, обеспокоенные его наивностью в бытовых вопросах, заставили Мануэла нанять финансового консультанта. Представители банка отправились в дом Манэ в Пау-Гранди и не поверили своим глазам. Герой Бразилии и всего футбольного мира жил в настоящих трущобах, небрежно смятые купюры мокли в вазе с фруктами и валялись под кроватью, а обстановка могла вызвать удивление даже у самых бедных обитателей Рио, которые не могли купить билет на матч “Ботафого” и были вынуждены слушать репортажи об играх по общественному радио. Клуб искусно пользовался безграмотностью и наивностью Гарринчи, подсовывая ему пустые контракты для подписи и вписывая в них такие низкие суммы, которые получали игроки резервного состава – притом, что футболист приносил “Ботафого” львиную долю дохода. Так, во время турне по Европе, когда у вингера воспалилось колено, он был вынужден выходить на поле, с которого его буквально уносили на руках, поскольку без Гарринчи в составе клуб получал за товарищеский матч вдвое меньше. Когда Манэ публично пожаловался на низкую зарплату и попросил “Ботафого” об адекватном контракте, болельщики команды отвернулись от своей звезды, обвинив футболиста в неумеренной жадности и наемничестве.

Другой проблемой Гарринчи была его неуемная любовь к женщинам. Первый раз футболист женился в 18 лет на одной из своих многочисленных фабричных девочек, Наир, беременность которой заставила Манэ повести ее под венец. Жена родила игроку восемь дочерей за 11 лет, но на протяжении всего их брака Гарринча изменял Наир, то скрываясь, то совершенно открыто. В середине 50-х женщина, которую он содержал в Рио, родила ему двоих детей, еще одного он нажил во время короткого романа с шведкой, с которой познакомился во время турне своего клуба по Северной Европе, а затем, после короткого романа с актрисой, бывшей любовницей вице-президента страны, Мануэл встретил Элзу Суарес, певицу, которая прославилась своим исполнением самбы.

В этом союзе объединились две стихии, два главных символа Бразилии, которыми жила и дышала страна: футбол и самба. Оба молодожена росли в бедности и стали известными в своей стране благодаря таланту и упорному труду. Этот брак продлился 15 лет, и пара официально рассталась в 1977-м году, за 5 лет до смерти футболиста. После развода с Наир Гарринча был вынужден платить ей алименты до конца жизни, из-за чего продал две своих квартиры, а в 1968-м чуть не сел в тюрьму на три месяца из-за просрочек по выплатам, но его богатые друзья выплатили долг.

***

К 1963 году колено Гарринчи было в ужасном состоянии, и он не мог даже сыграть в двух матчах подряд. Расщепленный хрящ набухал от скопившейся жидкости, поэтому футболисту регулярно перфорировали и дренировали сустав. Наконец, Мануэлу была сделана операция, но хирургическое вмешательство не восстановило колено на 100 процентов, из-за чего игрок уже никогда больше не выполнял свои самые знаменитые трюки, как когда-то, когда он проходил с помощью дриблинга по полкоманды соперника. Конфликт вингера с “Ботафого”, тем временем, набирал обороты. Клуб заставлял игрока выходить на поле, даже если тот чувствовал боли, прописав соответствующий пункт в новом контракте. После операции, когда Гарринча не мог выходить на поле, “Ботафого” заказал журналистам серию статей, которые дискредитировали футболиста. В них говорилось, что игрок набрал лишний вес, а в силу возраста и травм уже не может соответствовать высокому уровню, который ожидают от него в клубе. Новый контракт предполагал основную часть оплаты только за сыгранные матчи, поэтому Гарринчу перестали ставить в состав, после чего он действительно поправился на 5 килограмм, стал пропускать тренировки и много пить. В конце концов, футболиста продали в “Коринтиас”, откуда он ушел через год и начал скитаться по бразильским клубам, от “Португезы” до “Оларии”. В 1968-м в поисках заработка вингер отправился в колумбийский “Атлетико”, который обещал платить 600$ за каждую игру (около 4.500$ в наше время), но в первом же матче Гарринчу, сделавшего за всю игру всего четыре паса, освистали трибуны, а особо рьяные болельщики забросали вингера гнилыми овощами после игры.

Помимо выпивки, азартных игр и женщин Гарринча обожал машины, но водил их довольно плохо. Он нередко садился за руль в состоянии сильного похмелья, или нетрезвым, что приводило к печальным последствиям. Однажды он наехал на собственного отца, причем оба были пьяными вдрызг и отделались ссадинами и легким испугом. В другой раз игрок попал в аварию вместе с Элзой, которой выбило несколько зубов. Но самый кошмарный случай произошел весной 1969-го, когда нетрезвый Гарринча вел машину, в которой находились его теща Розалия, жена и дочь Элзы от предыдущего брака. На скорости 70 км/ч футболист зацепил грузовик, перевозивший картошку, после чего машина перевернулась, а Розалия вылетела через лобовое стекло и скончалась от полученных травм. Все остальные также получили повреждения различной степени тяжести. Впоследствии Манэ отрицал, что был пьян, а родственники погибшей не стали предъявлять ему обвинения, поэтому Гарринча отделался лишь штрафом и двумя годами условно. Почти сразу после аварии игрок пережил приступ жестокой депрессии: он убил мать любимой женщины, его футбольная карьера закончилась, а денег постоянно не хватало. Мануэл попытался отравиться газом, но его вовремя спасли.

Не имея постоянных доходов и сбережений, Гарринча попросил у бразильской спортивной федерации кредит на покупку дома, но ему отказали. В тот же день он пропал, и встревоженная семья нашла его лишь спустя два дня, пьяным и плачущим, на ступеньках у входа в одну из церквей Рио.

Решив, что смена обстановки поможет мужу преодолеть кризис, Элза отправилась с ним в Италию, где устроилась певицей в один из римских ресторанов. Благодаря ее связям, футболист получил работу “посла кофе” для Бразильского Института кофе – по иронии судьбы, с этим напитком будет ассоциироваться и его коллега по сборной Пеле. Это была, по сути, синекура: Гарринча приезжал на различные европейские торговые съезды и ярмарки, улыбался, жал руки и пил кофе, получая за это около 950 долларов в месяц (примерно 6000$ сегодня). Пара жила в Италии, Испании, Франции и вернулась в Бразилию через три года. В 1973-м, когда ему не было и сорока, Гарринча стал дедушкой. В том же году на “Маракане” прошел прощальный матч вингера, где сборная Бразилии играла против сборной мира, в которую вошли советские и южноамериканские футболисты. На эту игру собралось больше 130 тысяч зрителей, сам Гарринча смог сыграть только 25 минут, и, когда его заменили, ушел с поля, рыдая. Футболист получил за этот матч солидные деньги, поскольку билеты стоили недешево, а весь сбор с переполненного стадиона достался ему одному. Мануэл сумел купить дом, который впоследствии достанется Элзе, а также стать совладельцем заведения, в котором она пела. Кроме того, он оплатил учебу детям, купил им несколько квартир и отдал многочисленные долги.

После официального завершения футбольной карьеры Манэ как никогда много пил, и Элза решила, что знает, как отвадить бывшего футболиста от выпивки. В июле 1976-го у них родился сын, но Гарринча изменился только к худшему: в состоянии сильного опьянения он начал распускать руки. Через год после того, как он сильно избил Элзу, певица ушла от Мануэла. К этому периоду относится вторая попытка бывшего футболиста наложить на себя руки, но его спасли друзья.

Мануэл Гарринча душ Сантуш Жуниор переживет своего отца всего на три года. В 1986-м он погибнет, когда приоткрывшаяся дверца машины на скользкой дороге отбросит его прямо в реку. Сыну Гарринчи едва исполнилось девять лет. Элза Суарес едва не умерла от горя, и спаслась лишь длительными гастролями по Америке и Европе, которые посвятила своему погибшему ребенку.

***

Третьей официальной женой футболиста стала Вандерлея Оливейра, вдова нападающего “Бангу” и “Васко да Гама” Жоржиньо Карвоэйро, который умер от лейкоза в 1977-м, когда ему было всего 23 года, а Вандерлее – 19. В 1981-м у Манэ и Ванды родилась дочь. В последние годы вингер все чаще попадал в больницу, то с сердечной недостаточностью, то с приступами болей в желудке. Через год после женитьбы у Гарринчи диагностировали цирроз печени, он сильно поправился и обрюзг. Элза с ужасом наблюдала за тем, что происходит с ее бывшим мужем, а позже заявила, что Вандерлея вместе со своими братьями нарочно спаивает Манэ, в надежде на быструю смерть футболиста. Подобные заявления выглядели нелепо: всю свою недвижимость Гарринча оставил детям и бывшим женам, а сам жил в съемной квартире и чуть ли не нищенствовал, перебиваясь подачками от богатых поклонников футбола, помнивших его мировой суперзвездой. Со стороны Элзы также звучали обвинения по поводу употребления парой наркотиков, но не существует ни единого доказательства того, что Гарринча был наркоманом – он слишком любил выпить, чтобы искать удовольствие в каких-то других стимуляторах. Когда стало известно о беременности Вандерлеи, Мануэл попытался бросить пить, но так и не смог справиться со своей зависимостью.

Только в 1982-м Манэ был госпитализирован восемь раз. В январе 1983 года Гарринча ушел в длительный запой, и не появлялся дома три дня. Наконец, 18 января его в полубесчувственном состоянии привели домой собутыльники, но через короткое время Мануэл потерял сознание и впал в кому. Через день великий футболист скончался в палате местного госпиталя “Боавишта”. Ему было всего 49 лет. Причиной смерти врачи назвали цирроз печени и развившийся на фоне пневмонии отек легких.

Как это часто бывает, мало кому нужный и интересный в последние годы своей жизни футболист внезапно стал крайне востребованным. Прощание с легендой бразильского футбола проходило на “Маракане”, и его посетило не меньше 300.000 человек, среди которых были легендарные игроки, но не потрудился приехать ни один футболист, с которыми Гарринча два раза становился чемпионом мира. Главный из игроков той сборной, Пеле, оправдался своей фобией – мол, он до ужаса боится похорон и всего, что с ними связано.

Реакция страны на смерть Манэ превзошла все ожидания. Многие утверждали, что Бразилия в те дни была переполнена чувством вины. Если Пеле всегда был идолом, гигантом, достойным почитания и восхищения, которого прозвали “O Rei” (“Король”), то Гарринча всегда оставался “своим” – безумно талантливым, но простым человеком из толпы, без того светящегося ореола, который всегда окружал звезду “Сантоса”. Прозвище Мануэла говорило само за себя: “Alegria do Povo” (“Радость народа”). Пеле заботился о своем здоровье и ежедневно тренировался, улучшая и без того идеальное тело. Гарринча пил, курил, горбился и косолапил, пропуская тренировки. Когда Гарринча небрежно швырял смятые купюры в вазу с фруктами, Пеле нанял менеджера, зарегистрировал свое имя в качестве товарного знака и вложил деньги в несколько бизнес-проектов. Если Гарринча всю свою жизнь спорил с истеблишментом, то Пеле стал им. Но истинную народную любовь завоевал именно Мануэл.

Манэ похоронили на кладбище Раиж де Серра, в родном городе футболиста Пау-Гранди. На могильном камне выбили: “Здесь покоится тот, кто приносил радость народу – Манэ Гарринча”.

***

Несмотря на столь грустное завершение выдающейся карьеры, Гарринча по-прежнему остается в памяти любителей футбола как один из лучших игроков в его истории. Это был идеальный вингер, с невероятными ускорениями, потрясающим дриблингом, сверхъестественной техникой и умением забивать неберущиеся голы. Его стиль намного опережал свое время, он часто играл как инсайд, смещаясь в центр и на противоположный фланг, чем сильно отличался от обычных вингеров тех лет. Если вы хотите представить себе, как играл Гарринча – пересмотрите финал Лиги чемпионов 2014 года. Игрок матча по версии УЕФА, Анхель Ди Мария, который провел тогда едва ли не лучшую игру в карьере – это и был в тот вечер наследник великого Гарринчи, с одной лишь разницей: аргентинец гораздо реже бил по воротам.

Если бы у Манэ не было проблем с алкоголем и другими демонами, которые одолевают любого футболиста с приходом славы, его карьера, возможно, продлилась бы гораздо дольше, и включала в себя множество громких названий – ведь в 1970-м футболисту предлагала контракт лиссабонская “Бенфика”, однако как раз в то время руководство страны запретило трансферы любых иностранцев в местные клубы.

Но Гарринча не был бы Гарринчей без “человеческого фактора”, он служил живым отражением самой Бразилии, со своими взлетами и падениями, праздничной привлекательностью карнавала в Рио и отталкивающими отбросами, гниющими среди фавел. СМИ назвали его “человеком с другой планеты” (да-да, первым “инопланетянином” был вовсе не Месси), но во второй половине ХХ века не было более типичного бразильца, чем Мануэл Франсиску душ Сантуш. Пусть его фигура вне поля была воплощением депрессии и алкогольного безумия, на зеленом газоне он стал символом той радости, которую может принести болельщикам великий игрок.

И, как метко заметил уругвайский журналист Эдуардо Галеано:

“За всю историю футбола никто не делал счастливыми большее количество людей, чем Гарринча”.

—